ходатайство о фальсификации доказательств в арбитражном процессе образец

Законодательство о фальсификации доказательств: в ожидании нововведений

Законодательство о фальсификации доказательств: в ожидании нововведений

пресс-служба АБ ЕПАМ

Дмитрий Кайсин, адвокат АБ "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры"

C момента начала своей работы в августе 2014 года судьями Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ было рассмотрено около 30 заявлений (жалоб), в которых ставился вопрос о фальсификации доказательств. Вынесенные по ним определения об отказе в передаче дела для рассмотрения «второй кассацией» показывают, что судебная коллегия следует практике, сформированной ранее Президиумом ВАС РФ в постановлениях от 13.05.2014 № 1446/14 и от 10.09.2013 № 4096/13.

Изученные за последние полгода судебные постановления судов, в особенности арбитражных, показывают, что фальсификация доказательств чаще, чем раньше, становится предметом судебного рассмотрения.

Фальсификация доказательств представляет собой межотраслевой правовой институт, в основе которого лежат нормы процессуального и уголовного права России. Как и по многим другим вопросам, правовое регулирование данного института в гражданском и арбитражном процессах далеко не тождественное.

Согласно части 1 статьи 161 Арбитражного процессуального кодекса (АПК) РФ, если лицо, участвующее в деле, обратится в арбитражный суд с заявлением в письменной форме о фальсификации доказательства, представленного другим лицом, участвующим в деле, суд:
1) разъясняет уголовно-правовые последствия такого заявления;
2) исключает оспариваемое доказательство с согласия лица, его представившего, из числа доказательств по делу;
3) проверяет обоснованность заявления о фальсификации доказательства, если лицо, представившее это доказательство, заявило возражения относительно его исключения из числа доказательств по делу. В этом случае арбитражный суд принимает предусмотренные федеральным законом меры для проверки достоверности заявления о фальсификации доказательства, в том числе назначает экспертизу, истребует другие доказательства или принимает иные меры.

В свою очередь, в статье 186 Гражданского процессуального кодекса (ГПК) РФ предусмотрено более скромное правовое регулирование: «В случае заявления о том, что имеющееся в деле доказательство является подложным, суд может для проверки этого заявления назначить экспертизу или предложить сторонам представить иные доказательства».

Обращают на себя внимание следующие принципиальные различия:

- в АПК РФ установлена обязанность суда провести проверку, в ГПК РФ – право;
- в АПК РФ доказательство может быть исключено с согласия лица, его представившего, сразу после заявления о фальсификации; в ГПК РФ – такой порядок не предусмотрен.

Форма или содержание

В то же время оба кодекса хранят молчание по вопросу о том, что же является предметом проверки суда – форма доказательства или его содержание. Конституционный суд РФ в определении от 22 марта 2012 года № 560-О-О следующим образом истолковал правила о фальсификации:

«Закрепление в процессуальном законе правил, регламентирующих рассмотрение заявления о фальсификации доказательства, направлено на исключение оспариваемого доказательства из числа доказательств по делу. Сами эти процессуальные правила представляют собой механизм проверки подлинности формы доказательства, а не его достоверности».

Вышеприведенная интерпретация «негативного» законодателя была подвернута критике в юридической литературе, на взгляд автора, незаслуженно. Так, Н.В. Ершова полагает, что «проверка подлинности формы доказательства неотделима от проверки достоверности доказательства, поскольку является частным проявлением последнего» (см. Ершова Н.В. Процессуальные особенности подачи заявления о фальсификации доказательства на стадиях проверки и пересмотра судебных постановлений в арбитражном процессе // Законы России: опыт, анализ, практика. 2014. № 2).

С такой трактовкой не согласен М.З. Шварц, который обоснованно противопоставляет форму и содержание доказательства в рамках института фальсификации и указывает, что фальсификация доказательства препятствует дальнейшей оценке содержания доказательства на достоверность (Шварц М.З. К вопросу о фальсификации доказательств в арбитражном процессе // Арбитражные споры. 2010. № 3).

Не вызывает сомнений, что назначение специальных экспертиз (постановления АС ВВО от 29 октября 2014 года по делу № А39-5231/2013; АС ВСО от 27 октября 2014 года по делу № А19-15218/2013; АС МО от 6 ноября 2014 года по делу № А41-42666/2013; определение ВС РФ от 2 апреля 2013 года № 4-КГ12-36), а также допрос свидетелей об обстоятельствах изготовления спорного документа (постановления АС ДВО от 22 сентября 2014 года по делу № А73-3416/2013; АС СЗО от 28 октября 2014 года по делу № А56-14485/2013; апелляционное определение Пермского краевого суда от 27 августа 2014 года по делу № 33-7397) отвечают цели проверки именно подлинности формы.

В то же время действия суда, связанные с проверкой достоверности сведений, содержащихся в том или ином письменном документе, например, сопоставление с содержанием иных доказательств, такой цели явно не соответствует. Данный процесс познания осуществляется судом не в судебном разбирательстве, а после удаления суда в совещательную комнату для постановления решения, где суд оценивает доказательства в совокупности в соответствии с частью 4 статьи 170 АПК РФ, частью 4 статьи 198 ГПК РФ.

Согласие на исключение доказательства

В отличие от ГПК РФ в арбитражном законе специально введено правило о праве лица, представившего спорное доказательство, дать суду согласие на его исключение из числа доказательств по делу.

Данный вопрос не является сугубо теоретическим, поскольку фальсификация доказательств по гражданскому делу является уголовно наказуемым деянием с санкцией до 4 месяцев ареста (часть 1 статьи 303 УК РФ).

Состав данного преступления небольшой тяжести является формальным, то есть последствия его совершения не имеют уголовно-правового значения для квалификации деяния по данной статье. Буквально толкуя диспозицию данной уголовно-правовой нормы во взаимосвязи с нормами арбитражного и гражданского процесса, преступление следует считать оконченным в момент поступления в суд заявления о приобщении соответствующего доказательства к материалам уже возбужденного дела, а если такие доказательства являются приложениями к заявлению (иску), на основании которого возбуждено производство, - то с момента вынесения определения о возбуждении производства по делу. Иными словами, «с момента поступления таких доказательств в распоряжение суда» (Асташов С.В. Фальсификация доказательств по гражданскому делу (части 1 и 2 статьи 303 УК РФ): проблемы уголовно-правовой регламентации и квалификации. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М. 2013. С. 12).

В связи с этим возникает вопрос, когда данное преступление будет оконченным, если лицо, участвующее в арбитражном процессе, соглашается с исключением доказательства. Очевидно, что само согласие на исключение не может являться добровольным отказом по той причине, что получение судом оспариваемого доказательства уже является оконченным преступлением. В связи с этим согласие с исключением может быть только учтено при назначении наказания, а при определенных обстоятельствах повлечь освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием (статья 75 УК РФ), хотя в литературе высказана точка зрения, что в таком случае будет отсутствовать событие преступления (Шварц М.З. Указ. соч.).

В изученных нами судебных постановлениях по данной проблематике ни разу не встретился вывод о том, что оспариваемое доказательство является именно сфальсифицированным (исключение – решение АС Иркутской обл. от 17 февраля 2014 года по делу № А19-4993/2013). Как правило, арбитражные суды и суды общей юрисдикции отвергают доказательство по причине установления порока его формы со ссылкой на заключение эксперта.

Преюдиция и состав преступления

В статье 90 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) РФ, как и в других процессуальных законах, содержатся нормы о преюдиции. Если суд в рамках гражданского или арбитражного судопроизводства прямо не назовет оспариваемое доказательство фальсифицированным, но отвергнет его с соответствующей мотивировкой, полагаем, имеются все основания считать данное обстоятельство (событие преступления), не подлежащим доказыванию в уголовном деле.

Тем не менее, в ходе уголовного преследования необходимо установить наличие всех признаков состава преступления, предусмотренного частью 1 статьи 303 УК РФ, в том числе установить лицо, его совершившее. Уголовным законом субъектом рассматриваемого преступления признается лицо, участвующее в деле, или его представитель. Поскольку статья 19 Уголовного кодекса (УК) РФ не предусматривает привлечения к уголовной ответственности юридических лиц в принципе, то круг лиц, участвующих в деле (потенциальных субъектов преступления), ограничен исключительно физическими лицами.

Уголовный закон оперирует также термином «представитель», который следует трактовать в том смысле, который придается ему в процессуальном праве, а именно: в статьях 48-49 ГПК РФ и статье 59 АПК РФ. Иными словами, в круг субъектов преступления по части 1 статьи 303 УК РФ включаются сотрудники юридического лица, которые являются его руководителем или иным уполномоченным органом, а равно лица, уполномоченные на представление юридического лица на основании доверенности.

Помимо установления круга потенциальных субъектов и объективной стороны преступления, требуется доказать, что, приобщая оспариваемое доказательство к материалам дела, физическое лицо – лицо, участвующее в деле, или его представитель – осознавало общественную опасность своих действий и желало их совершить (прямой умысел). Подчас многие представители, действующие в гражданском и арбитражном процессах, получают необходимые документы от сотрудников своих доверителей. Сами представители по доверенности часто не осведомлены о пороках формы доказательства, что логично исключает вину таких представителей в совершении преступления (постановление Президиума Мосгорсуда от 24 июня 2011 года по делу № 44у-148/11).

При этом не подлежит уголовной ответственности и рядовой сотрудник, передавший уполномоченному представителю сфальсифицированное доказательство (например, юрист, бухгалтер), поскольку он не поименован в диспозиции части 1 статьи 303 УК РФ среди специальных субъектов. Такая конструкция вряд ли обоснована в той мере, в какой она позволяет избежать уголовной ответственности в силу пробела в уголовном законе.

Другим недостатком уголовного закона является отсутствие ответственности за фальсификацию доказательств в третейском разбирательстве.

Как известно, государственный суд не наделен правом пересмотра третейского решения по существу (пункт 1 статьи 46 федерального закона от 24 июля 2002 года № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации»), а круг оснований для отказа в принудительном исполнении третейского решения либо его отмены ограничен законом. Как следствие, государственный суд не вправе переоценивать доказательства, на которых основаны выводы третейского суда. Третейское решение может быть отменено только в том случае, если лицо, обратившееся за его отменой, заявило в самом третейском разбирательстве о подложности доказательства, но третейский суд не принял мер для его проверки. В связи с этим полагаем ошибочным слишком широкий вывод Президиума Высшего арбитражного суда (ВАС) РФ, что третейское решение может быть отменено, если решение основано на подложных доказательствах, что рассматривается в качестве нарушения некоего основополагающего принципа российского права (пункт 30 Информационного письма от 22 декабря 2005 года № 96; постановление ФАС ВСО от 28 августа 2014 года по делу № А19-16602/2013); но сам принцип по тексту не назван. Существующая практика отмены по данному основанию не способствует развитию третейской формы разрешения споров, а борьба с «карманными» третейскими судами и коррумпированными арбитрами должна вестись иными средствами.

Незаконное поведение участника третейского разбирательства, представившего cфальсифицированное доказательство, не обладает меньшей общественной опасностью, нежели такое же поведение в гражданском или арбитражном процессе. Понятно, что соответствующий состав преступления не подлежит помещению в главе 31 УК РФ «Преступления против правосудия», так как согласно статье 118 Конституции РФ третейское производство не является формой отправления правосудия и, как следствие, отсутствует объект преступления. Сейчас криминализация таких деяний выглядит наиболее уместной в рамках главы 22 УК РФ «Преступления в сфере экономической деятельности».

В отличие от гражданского процесса (часть 3 статьи 226 ГПК РФ), в АПК РФ вообще никак не регламентирован процесс коммуницирования арбитражным судом факта фальсификации доказательства в адрес правоохранительных органов. В связи с этим в литературе подчеркивается, что процедура проверки заявления о фальсификации в арбитраже не более чем фикция (Анохин В.С. Вопросы фальсификации доказательств в арбитражном процессе // Российский судья. 2009. № 12).

С учетом вышесказанного, правила об оценке доказательств, уже включенные в статью 71 АПК РФ и статью 67 ГПК РФ, являются эффективными инструментами для борьбы с фальсификацией доказательств. Наличие отдельных процессуальных норм, помещенных в главы о судебном разбирательстве, вряд ли логично с точки зрения структуры процессуальных законов. De lege ferenda вышеуказанные статьи АПК РФ и ГПК РФ об оценке доказательств могут быть дополнены новыми частями, предусматривающими право суда назначить экспертизу, допросить свидетелей или произвести иные действия, направленные на проверку подлинности формы доказательства. Это должно быть именно право, а не обязанность суда, поскольку недобросовестные участники процесса часто используют механизм статьи 161 АПК РФ, дабы затянуть разбирательство дела.

А обязанность суда должна состоять в направлении сообщения в правоохранительные органы о действиях, содержащих признаки преступления, предусмотренного частью 1 статьи 303 УК РФ. Одновременно следует признать удачным правило АПК РФ об исключении доказательства с согласия лица, его представившего, как отвечающее целям процессуальной экономии.

К сожалению, попытки ознакомиться с проектом так называемого Единого процессуального кодекса не увенчались успехом, хотя в конце октября 2014 года в прессе появились многочисленные сообщения о том, что концепция кодекса была анонсирована его разработчиками в Екатеринбурге. В связи с этим было бы интересным увидеть, как составители данного документа видят унифицированное правовое регулирование института фальсификации доказательств.

К вопросу о фальсификации доказательств в арбитражном процессе

К вопросу о фальсификации доказательств в арбитражном процессе

К ВОПРОСУ О ФАЛЬСИФИКАЦИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

В АРБИТРАЖНОМ ПРОЦЕССЕ

Шварц М.З. доцент кафедры гражданского процесса юридического факультета СПбГУ, младший научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института государства и права РАН, кандидат юридических наук.

Практика применения положений о фальсификации доказательств, закрепленных в статье 161 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее - АПК РФ), свидетельствует о том, что правовая природа этого института доказательственного права остается terra incognita как для теоретиков, так и для правоприменителей. На первый взгляд никаких особых сложностей возникать не должно: сам по себе подлог доказательств является, увы, явлением весьма распространенным, а потому алгоритмы решения возникающих вопросов должны были быть весьма быстро сформулированы, в первую очередь на практическом уровне. Однако правильное применение положений о фальсификации доказательств требует уяснения места этого института в системе норм о порядке исследования доказательств, которое далеко не однозначно, и для его разрешения необходимо изучение весьма широкого круга вопросов доказательственного права. Как отмечалось в научной литературе, "нормы, связанные с возникновением спора о подлоге, сколько-нибудь глубокому анализу по существу не подвергались" <1>.

<1> Боннер А.Т. Проблемы установления истины в гражданском процессе: Монография. СПб. ООО "Университетский издательский консорциум "Юридическая книга", 2009. С. 445.

Смысл института фальсификации

Начнем с того, что попробуем ответить на вопрос, зачем законодатель специально сконструировал и выделил данный институт. В силу известных общих правил исследования и оценки доказательств суд должен дать оценку достоверности каждого представленного сторонами доказательства и отвергнуть те из них, достоверность которых вызывает сомнения. В числе доказательств, которые должны быть отвергнуты судом в качестве негодных средств формирования знания суда об обстоятельствах дела, находятся, несомненно, доказательства сфальсифицированные. Таким образом, на первый взгляд фальсификация, а точнее ее выявление, является частным случаем признания доказательства недостоверным. Именно так определяет сущность этого института В.С. Анохин, поддерживающий предложение А.В. Потеевой, Т.Г. Корюкаевой об исключении термина "заявление о фальсификации" и замене его на "заявление о недостоверности" <2>: "По своей сути рассмотрение заявления о фальсификации доказательства, представленного в порядке статьи 161 АПК РФ, является проверкой заявления о недостоверности доказательств, представленных одним из лиц, участвующих в деле" <3>.

<2> Потеева А.В. Корюкаева Т.Г. Рассмотрение арбитражным судом заявления о фальсификации доказательств // Арбитражная практика. 2008. N 11. С. 45.

<3> Анохин В.С. Вопросы фальсификации доказательств в арбитражном процессе // Российский судья. 2009. N 12.

Представляется невозможным согласиться с подобной точкой зрения. Последовательно развивая ее, следует прийти к выводу, что в этом институте вообще нет никакой необходимости. В самом деле, разве есть специальные правила рассмотрения заявления о недостоверности показаний свидетеля или объяснений стороны? Таких правил, очевидно, нет. Нет никакого особого порядка опровержения достоверности заключения эксперта и т.д. Стороны имеют право опровергать достоверность доказательств, представленных другой стороной, и не требуется конструирование специальных процессуальных форм осуществления подобных действий для каждого доказательства в отдельности.

Смысл института фальсификации состоит в другом. При поступлении заявления о фальсификации сторона, представившая такое доказательство, может согласиться на его исключение из числа доказательств по делу, то есть может забрать это доказательство обратно. В этом отношении институт фальсификации доказательств представляет собой исключение из правила общности доказательств, формулировку которого мы находим у видного русского ученого Е.В. Васьковского: "Доказательство, представленное в суд одной стороной, становится общим для обеих и не может быть взято обратно без согласия противника" <4>. Именно в праве стороны взять обратно доказательство, против которого сделано заявление о фальсификации, и состоит смысл специального регулирования последствий такого заявления. Обратим внимание на то, что ничего подобного не предусмотрено для случаев, когда заявлено о недостоверности свидетельских показаний или заключения эксперта: суд не может даже с согласия обеих сторон исключить такое доказательство из числа доказательств по делу, тем более не обладает никакими специальными правомочиями в отношении такого доказательства сторона, по инициативе которой был допрошен свидетель или назначена экспертиза. Не может сторона забрать и собственные объяснения, если она дала их суду: невозможно попросить суд "вычеркнуть" данные объяснения из числа доказательств ввиду намерения дать новые объяснения. Начало состязательности состоит в праве представлять суду доказательства, но не существует права забирать их обратно. В частности, если противник опровергает достоверность доказательства, не делая заявления о его фальсификации, то сторона, представившая доказательство, не может заявить о том, что она просит "вернуть" ей такое доказательство. Доказательство будет исследовано и оценено судом, если оно однажды попало в материалы дела. И только в отношении доказательства, "обвиненного" в сфальсифицированности, сторона может заявить о том, что она забирает его, отказывается от права использовать данное доказательство как средство убеждения суда.

<4> Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса / Под ред. и с предисловием В.А. Томсинова. М. Издательство "Зерцало", 2003. С. 246.

Комментируя аналогичное положение Гражданского процессуального кодекса (далее - ГПК) РСФСР 1964 года <5>, профессор М.К. Треушников отмечал: "Сторона не может взять представленное ею доказательство обратно. Поэтому в случае заявления о подложности документа лицо, представившее данное письменное доказательство, может просить суд исключить его из числа исследуемых доказательств и разрешить дело на основании иных доказательств. В законе подчеркнуто "просить исключить", но не возвратить обратно" <6>. Соглашаясь с ним, профессор А.Т. Боннер указывает, что "сомнительный источник. по существу нельзя исключить из числа доказательств по делу. Лица, участвующие в деле, могут ссылаться на этот источник, и суд отражает результаты исследования в судебном решении. Исключение составляли лишь ситуации, когда соображения по поводу возможной подложности доказательства кем-либо из участников процесса заявлялись в ходе обсуждения ходатайства о приобщении доказательства к материалам дела и исследовании его в судебном заседании. При таком развитии событий заявляющее ходатайство лицо могло это ходатайство "снять", а сомнительный документ либо иное доказательство могли остаться в досье участника процесса, пытавшегося заявлять такого рода ходатайство" <7>.

<5> Статья 177 ГПК РСФСР 1964 года закрепляла право стороны просить исключить доказательство, в отношении которого сделано заявление о подлоге, из числа доказательств.

<6> Треушников М.К. Судебные доказательства: Монография. М. Юр. бюро "Городец", 1997. С. 240 - 241.

<7> Боннер А.Т. Указ. соч. С. 445.

По изложенным выше соображениям позволим себе не согласиться с авторитетными исследователями проблем доказывания в гражданском (арбитражном) процессе. Технологических препятствий к возврату из дела уже приобщенного доказательства не существует, укажем хотя бы на положения части 10 статьи 75 АПК РФ о возвращении стороне подлинного документа, имеющегося в деле. Поэтому забрать доказательство можно как до его приобщения к материалам дела на стадии рассмотрения соответствующего ходатайства, так и после приобщения, если заявление о фальсификации в отношении этого доказательства последовало после этого момента. Что же касается существа вопроса, то, отстаивая тезис о невозможности изъятия доказательства из дела, профессор А.Т. Боннер ссылается на практику, свидетельствующую о том, что "документ, признанный судом подложным, практически никогда не устранялся, а в современном арбитражном процессе (статья 161 АПК РФ) никогда не устраняется из числа доказательств. И подложный документ является доказательством, но значение получаемой с его помощью информации кардинально меняется. Признание же документа подложным нередко сводит к нулю информационную значимость содержащихся в нем сведений. В то же время доказательства подложности документа, например соответствующее заключение судебно-почерковедческой экспертизы, как правило, будут означать отсутствие обстоятельств, для подтверждения которых документ был представлен" <8>. Следует согласиться с тем, что доказательство, признанное подложным, остается в деле, но ведь признать его подложным может только суд. В свою очередь, если суду пришлось устанавливать подложность доказательства, то это означает, что сторона, представившая его, отказалась исключить его из числа доказательств. Разумеется, право стороны просить суд исключить оспоренное по мотиву фальсификации доказательство из числа доказательств по делу существует только до момента начала проверки судом заявления о фальсификации; после осуществления такой проверки забрать доказательство из дела нельзя, да и бессмысленно, ибо его статус уже выяснен судом (оно либо подлинное, либо подложное). Закон позволяет стороне просить об исключении доказательства только на стадии рассмотрения заявления о фальсификации, но именно в этот момент она и имеет право распорядиться доказательством, забрав его. Поэтому ссылки А.Т. Боннера на то, что из дела никогда не устраняются доказательства, признанные судом подложными, не вполне корректны: закон и не предполагает возврат стороне такого доказательства, вернуть можно лишь доказательство, против которого только сделано заявление о фальсификации, но судом его проверка еще не осуществлена.

<8> Боннер А.Т. Указ. соч. С. 447.

Подчеркнем: смысл установления специального регламента рассмотрения заявления о фальсификации доказательства в том, что до начала его проверки сторона вправе забрать такое доказательство, что представляет собой исключение из правила общности доказательств. В противном случае его выделение не имеет оправдания, а заявление о фальсификации приравнивается к заявлению о недостоверности. Но при таком приравнивании существование специальных правил об опровержении достоверности письменных и вещественных доказательств невозможно объяснить. Если заявление о подлоге доказательства есть заявление о недостоверности, то следовало бы установить также специальные правила совершения стороной в ходе рассмотрения дела заявлений о том, что свидетель лжет, включающие предупреждение об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, и аналогичные правила о совершении заявлений, подвергающих сомнению достоверность заключения эксперта. Таких правил нет и, уверены, не будет. Впрочем, заявление о фальсификации имеет своим предметом не опровержение достоверности, а создание условий для исключения доказательства из дела ранее, чем его содержание станет предметом проверки со стороны суда на предмет достоверности. По изложенным причинам невозможно согласиться с В.С. Анохиным, который полагает, что "исключение доказательства не означает его изъятия из материалов дела, доказательство должно оставаться в материалах дела. Судья в таком случае объявляет об исключении оспариваемого доказательства из числа доказательств по делу, и оно больше не исследуется в процессе судебного разбирательства по делу и, следовательно, не может быть положено в основу судебного акта" <9>. Не может не возникнуть вопрос: зачем оставлять в материалах дела то, что не подлежит исследованию и оценке со стороны суда?

<9> В.С. Анохин. Указ. соч.

Разграничение достоверности и фальсификации доказательства

Необходимо более подробно остановиться на разграничении достоверности доказательства и его фальсификации.

Известно, что в судебном доказательстве принято различать форму (средство доказывания) и содержание (информация) <10>. Действия, события, явления находят свое отражение в объектах или на объектах живой и неживой природы в различной форме, которые становятся носителями (источниками) информации <11>. Таким образом, доказательство представляет собой след, оставленный фактом на том или ином объекте окружающего мира. При этом средство доказывания (форма доказательства) объединяет в себе и воспринимающий объект, и воспринятый след. Последний является источником информации о фактических обстоятельствах, имевших место, источником фактических данных (содержания доказательства). Что именно в доказательстве является предметом фальсификации: форма, содержание или и то и другое? Полагаем, что предметом заявления о фальсификации доказательства является только его форма, опровержение содержания доказательства есть опровержение его достоверности. Фальсификацию следует определить как создание доказательства для целей использования в судебном процессе, но нужно оговориться: в широком смысле создание доказательств в гражданском обороте (особенно письменных) всегда осуществляется сторонами из опасений в будущем оказаться перед необходимостью отстаивания своих прав в суде (достаточно указать на требования к форме сделки, которые устанавливаются законодателем в первую очередь по соображениям создания условий для надлежащего осуществления правосудия по гражданским спорам). Поэтому, говоря о фальсификации доказательства как создании доказательства для целей процесса, мы имеем в виду искусственное создание доказательства стороной с целью использования его в предстоящем или начатом процессе, где искусственность означает отсутствие необходимой связи между фактом и следоносителем (такое доказательство не является следом факта). При этом сфальсифицированное доказательство может правильно "отражать" факты, имевшие место в действительности.

Учебник "Гражданский процесс" (под ред. М.К. Треушникова) включен в информационный банк согласно публикации - Городец, 2007 (2-е издание, переработанное и дополненное).

<10> Гражданский процесс: Учебник / Под ред. М.К. Треушникова. 3-е изд. перераб. и доп. М. Издательский дом "Городец", 2010. С. 269 - 270.

Учебник "Арбитражный процесс" (под ред. М.К. Треушникова) включен в информационный банк согласно публикации - Городец, 2007 (3-е издание, исправленное и дополненное).

<11> Арбитражный процесс: Учебник / Под ред. М.К. Треушникова. М. 2008. С. 216, 217 (автор главы - В.В. Молчанов).

Приведем пример. Предоставляя А. заем, Б. забыл попросить у заемщика оформить расписку в получении денег. Намереваясь предъявить иск, Б. изготавливает на принтере расписку в получении денег и подделывает на ней подпись А. С точки зрения своего содержания данная расписка несет информацию о факте, который имел место в действительности, однако с точки зрения формы она представляет собой искусственно созданное для целей использования в гражданском процессе средство доказывания, то есть сфальсифицированное письменное доказательство. Другой пример. В споре о признании недействительной крупной сделки, совершенной акционерным обществом с нарушением установленного порядка ее одобрения, представлен протокол заседания совета директоров, на котором было принято решение об одобрении сделки. В отношении протокола поступило заявление о фальсификации, ибо такой протокол в действительности никогда не составлялся, подпись председателя совета директоров на нем сфальсифицирована. Данные обстоятельства подтверждены допрошенными в качестве свидетелей членами совета директоров и заключением эксперта, которым установлена подложность подписи. При этом свидетели сообщили, что в реальности такое заседание совета директоров имело место и спорная сделка была им одобрена. Соответственно, факт, ради подтверждения которого было сфабриковано доказательство, имел место в действительности, и именно таким образом, как он зафиксирован в этом доказательстве, то есть данный протокол заседания совета директоров "отражает" факты реальности правдиво, что, конечно, не исцеляет порока доказательства. Разумеется, подобный порок формы полностью уничтожает доказательственное значение долговой расписки из первого примера и протокола заседания совета директоров из второго; оценивать их достоверность суд, выявивший фальсификацию, не будет. Даже установив с помощью иных доказательств, что факт имел место именно таким образом, как он зафиксирован в подложном документе, суд все равно исключит данный документ из числа доказательств, подлежащих оценке на предмет достоверности. Но, условно разделив форму и содержание в доказательстве, мы приходим к выводу, что фальсификация формы отнюдь не означает ложного содержания.

Противопоставление формы и содержания в доказательстве в данном случае является именно условным, ибо на оценку содержания, несомненно, влияет оценка судом формы доказательства, обстоятельств его образования и получения и т.д. Как указывает Д.М. Чечот, для определения достоверности доказательства "необходимо оценить источник доказательства, который может заслуживать доверие, а может и не заслуживать его (выделено авт.). необходимо далее оценить сведения, которые были получены из соответствующего источника, сопоставить его с другими сведениями об этом факте" <12>. Общепризнано, что процесс оценки достоверности доказательства состоит из двух взаимосвязанных этапов: оценки источника информации (формы доказательства) и оценки содержащихся в нем сведений (содержания доказательства). Однако полагаем, в данном случае не совсем корректно говорить об оценке достоверности формы. Формирование знания о фактических обстоятельствах происходит путем восприятия судом информации о них. Именно "основываясь на том, что информация "представляет" обстоятельства и находится в отношении соответствия с ними, можно говорить о ней как о явлении, способном выполнять в. процессе гносеологическую функцию доказательства" <13>. Иными словами, именно информация является средством судебного познания. А как указано выше, информация о фактических обстоятельствах - это содержательная составляющая доказательства. При этом суд устанавливает факты на основании доказательств, которые он признал достоверными. Следовательно, суд устанавливает факты на основании достоверной информации о них. Таким образом, достоверность - это характеристика содержательной составляющей доказательства. Изложенное свидетельствует о том, что оценке на предмет достоверности подвергается именно содержание доказательства, а не его форма. Форма доказательства не может обладать достоверностью. Принимая во внимание, что на формирование вывода суда о достоверности информации, составляющей содержание доказательства, не может не влиять качество ее источника, представляется более корректным говорить о проверке "доброкачественности источника, из которого получены сведения" <14>. В рамках такой проверки в том числе устанавливается, насколько точно свидетель воспринял факт, о котором он сообщает суду, правильно ли он воспроизводит его в своей памяти <15>, имеются ли у письменного доказательства реквизиты, необходимые для данного вида документа, обладает ли эксперт, давший заключение, определенными профессиональными навыками <16> и т.д. Наличие или отсутствие подобных характеристик влияет на формирование вывода суда о степени достоверности содержания доказательства, то есть достоверности получаемой из него информации. Таким образом, описанные выше характеристики качества (доброкачественности) формы доказательства устанавливаются для оценки содержания доказательства на предмет достоверности. Однако от проверки качества формы доказательства следует отличать проверку доказательства на предмет фальсификации как проверку подлинности формы. В случае выявления фальсификации доказательство перестает выступать средством формирования знания суда об обстоятельствах дела независимо от того, что его содержание правдиво "отражает" реальность, установленную с помощью других доказательств.

<12> Гражданский процесс: Учебник / Под ред. В.А. Мусина, Н.А. Чечиной, Д.М. Чечота. М. 2001. С. 228.

<13> Козлов А.С. Понятие доказательства в арбитражном процессе: Лекция. Иркутск, 1980. С. 10.

<14> Гражданское процессуальное право: Учебник / Под ред. М.С. Шакарян. М. 2007. С. 181 (автор главы - А.К. Сергун).

<15> Мухин И.И. Важнейшие проблемы оценки судебных доказательств в уголовном и гражданском судопроизводстве. Л. 1974. С. 13.

<16> Арбитражный процесс: Учебник / Под ред. М.К. Треушникова. С. 274, 275 (автор главы - В.В. Молчанов).

Здесь также необходимо сказать несколько слов о понятии достоверности доказательства. В части 3 статьи 71 АПК РФ законодатель впервые в истории современного процессуального закона дал определение достоверности доказательства: "Доказательство признается арбитражным судом достоверным, если в результате его проверки и исследования выясняется, что содержащиеся в нем сведения соответствуют действительности". Попытка оказалась неудачной, в данном определении содержится грубая логическая ошибка: невозможно осуществить проверку доказательства на его соответствие действительности, ибо никакого знания действительности у суда нет. Более того, известная проблема характера устанавливаемой судом истины (объективной или формальной) как раз в том и состоит, что имевшим место в действительности будет считаться то, что установлено судом. Ранее чем суд оценит доказательства и установит на их основе факты, он не располагает никаким знанием действительности, на соответствие которому можно было бы проверить доказательство. В свою очередь, факты, установленные судом, будут именно такими, какими они будут следовать из доказательств, признанных судом достоверными. Другими словами, сначала суд должен оценить доказательство как достоверное, отвергнуть недостоверное доказательство, затем на основе признанных достоверными доказательств установить обстоятельства дела, и именно эти обстоятельства и образуют действительность, получившую официальное признание в судебном решении. К сожалению, определение достоверности, которое дано законодателем, воспроизводится и на страницах учебной и научной литературы <17>. Признание достоверным означает, что доказательство достойно доверия со стороны суда, то есть признано судом способным служить средством формирования знания об обстоятельствах дела. И именно потому, что достоверность устанавливается на основе свободной оценки доказательств (суд свободен решить, достойно ли доказательство быть положенным в основу вывода суда о существовании искомого обстоятельства, вызывает ли оно у суда необходимую степень доверия), она не может определяться через соответствие действительности. Таким образом, если качество формы проверяется в отношении предположительно существующего доказательства, то заявление о фальсификации предполагает опровержение самого существования доказательства. И если качество формы является одним из критериев, который помогает суду оценить достоверность содержания доказательства, то при проверке подлинности формы суд вообще не оценивает достоверность содержания. При этом доказательство, признанное сфальсифицированным, устраняется из процесса и более не рассматривается судом. В этом смысле фальсификация доказательства есть такой порок формы, который препятствует дальнейшей оценке содержания доказательства на достоверность.

Учебник "Арбитражный процесс" (под ред. В.В. Яркова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2005 (2-е издание, переработанное и дополненное, стереотипное).

<17> См. напр. Гражданский процесс: Учебник / Под ред. М.К. Треушникова. 3-е изд. перераб. и доп. М. Издательский дом "Городец", 2010. С. 289; Арбитражный процесс: Учебник / Отв. ред. проф. В.В. Ярков. 2-е изд. перераб. и доп. М. Волтерс Клувер, 2003. С. 187.

Если следовать традиционному подходу и считать, что проверка доказательства на предмет фальсификации - это всегда оценка его достоверности, а сфальсифицированное доказательство - это всегда доказательство, содержащее ложные сведения о фактах, то всякое исследование доказательства на предмет достоверности должно заканчиваться лишь двумя взаимоисключающими выводами: признать доказательство достоверным или сфальсифицированным. Но суд не ограничен столь узкими рамками в своих выводах. Он оценивает на предмет достоверности и те доказательства, в отношении которых не заявлено сомнений в их подлинности. Таким образом, признать доказательство недостоверным не значит признать его обязательно сфальсифицированным. И наоборот, устанавливая, является ли доказательство сфальсифицированным или нет, суд не решает вопрос о достоверности содержащихся в нем сведений. Он оценивает форму с точки зрения ее подлинности.

Именно поэтому возможно одновременное признание стороной факта, отраженного в сфальсифицированном доказательстве, и подача заявления о фальсификации этого доказательства. На первый взгляд такое поведение алогично: если факт в действительности имел место именно таким образом, как он зафиксирован в представленном процессуальным противником доказательстве, и это признает сторона - зачем оспаривать само доказательство по основанию его подлога? Однако фальсификация доказательств - явление нетерпимое само по себе, не случайно за данное деяние установлена уголовная ответственность, не говоря уже о том, что установление факта подлога может иметь значение для стороны процесса не ради отрицания устанавливаемого факта, а, например, ради того, чтобы в целом подорвать доверие суда к доказательствам и процессуальному поведению оппонента. (Наличие подобной потребности само по себе не означает обязательности рассмотрения судом заявления о фальсификации, о чем смотрите далее. - Прим. авт.)

Таким образом, надлежит проводить четкую границу между исследованием достоверности доказательства, которое в первую очередь направлено на изучение его содержания, и исключением доказательства по мотиву подлога формы, независимо от правильности "отражения" в этом доказательстве фактов реальной действительности. Проверка заявления о фальсификации не имеет своим предметом исследование содержания доказательства.

Ответственность за заведомо ложный донос

и фальсификацию доказательств

Рассмотрим теперь более детально механизм, предусмотренный статьей 161 АПК РФ.

Во-первых, заявление о фальсификации должно быть сделано исключительно в письменной форме. Формализм законодателя едва ли может быть оправдан, не случайно в информационном письме от 13.08.2004 N 82 <18> Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее - ВАС РФ) по существу допустил устное заявление о фальсификации, указав, что такое заявление заносится в протокол судебного заседания. Правда, следуя букве закона, Президиум ВАС РФ далее предписал судам разъяснять стороне право подать письменное заявление. Однако если устное заявление не имеет никакого значения, то зачем его заносить в протокол? Представляется, что столь формальные требования излишни, письменная форма заявления вполне может быть заменена подписью стороны в протоколе судебного заседания, в котором отражено устное заявление о фальсификации.

<18> Вестник ВАС РФ. 2004. N 10.

Далее суд разъясняет уголовно-правовые последствия заявления о фальсификации. Закон не содержит указания, кому и какие именно последствия должны быть разъяснены. В связи с этим в практике вполне резонно возник вопрос о том, следует ли ограничиться только разъяснением стороне, сделавшей заявление, уголовной ответственности за заведомо ложный донос (статья 306 Уголовного кодекса Российской Федерации, далее - УК РФ) или нужно также указать стороне, представившей оспоренное доказательство, на уголовную ответственность за фальсификацию доказательства (статья 303 УК РФ). В Комментарии к АПК РФ под редакцией профессора Г.А. Жилина <19> и в Комментарии под редакцией профессора В.В. Яркова <20> указано, что предупредить следует обе стороны процесса по обеим статьям УК РФ. К мнению о том, что предупреждению подлежат обе стороны процесса, склонились и авторы Анализа проблемных вопросов, возникающих при рассмотрении заявлений о фальсификации доказательств в Арбитражном суде г. Москвы <21>.

<19> Комментарий к АПК РФ (постатейный) / С.Ф. Афанасьев и др.; Отв. ред. Г.А. Жилин. 2-е изд. перераб. и доп. М. Проспект, 2009. С. 396 (автор комментария - М.Ш. Пацация).

Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (под ред. В.В. Яркова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2004 (2-е издание, исправленное и дополненное).

<20> Комментарий к АПК РФ (постатейный) / Под ред. проф. В.В. Яркова. М. Издательство "БЕК", 2003. С. 410 (автор комментария - М.Л. Скуратовский).

<21> СПС "КонсультантПлюс".

Представляется, что правило о предупреждении сторон об уголовной ответственности является мертворожденным, ибо оно не согласовано ни с соответствующими положениями УК РФ, ни с системой процессуальных отношений.

Во-первых, об уголовной ответственности имеет смысл предупреждать лицо, которое потенциально может быть привлечено к уголовной ответственности. В арбитражном процессе, как правило, дело ведут профессиональные представители, а сторонами являются юридические лица. От чьего имени представитель делает заявление о фальсификации или представляет доказательство? Не вдаваясь в исследование вопроса о правовом положении представителя, отметим, что если в качестве наиболее типичного представителя рассматривать адвоката, то он представляет суду те доказательства, которыми его вооружил перед заседанием клиент, да и о фальсификации доказательства, представленного противоположной стороной, он заявляет потому, что об этой фальсификации ему сообщил тоже клиент. Имеет ли смысл предупреждать такого представителя об уголовной ответственности? Он, впрочем, легко примет такое предупреждение, ибо всегда впоследствии сможет сослаться на то, что реализовывал в процессе волю лица, которое он представлял, и сообщал суду то, о чем его самого проинформировали, что очевидно и суду, и при этом не знал истинного положения вещей, соответственно, не может нести ответственность. Отвечать за достоверность доказательства или за заявление о подлоге может лишь тот, чьим умыслом охватывается соответствующее действие (оба преступления характеризуются прямым умыслом). Разумеется, возможно, что именно адвокат и организовал фальсификацию доказательства или надоумил клиента сделать заведомо необоснованное заявление о фальсификации, например с целью затянуть процесс, однако статья 161 АПК РФ рассчитана не на эти ситуации. Преодолеть строго персональный характер уголовной ответственности невозможно, поэтому предупреждение представителя о возможной уголовной ответственности в подавляющем большинстве случаев является действием бессмысленным. По изложенным причинам представляется неосновательным утверждение о том, что, если заявление о фальсификации подписано представителем, действующим на основании доверенности с общими полномочиями и предупрежденным об уголовной ответственности, при неподтвержденности заявления о фальсификации субъектом уголовной ответственности будет являться представляемое лицо <22>. (Отметим, что если представляемым лицом является лицо юридическое, то оно вообще не подлежит уголовной ответственности. - Прим. авт.) Нельзя предупредить об уголовной ответственности через представителя! Не способно спасти положение и предлагаемое В.С. Анохиным включение права делать заявление о фальсификации доказательств в перечень специальных полномочий представителя, которыми он наделяется только при условии указания на то в тексте доверенности <23>. Независимо от того, каким является полномочие делать заявление о фальсификации доказательств, предупреждение представителя об уголовной ответственности не способно иметь какое-либо значение при привлечении к уголовной ответственности представляемого лица. Справедливости ради отметим, что уголовный закон вообще не связывает с предупреждением кого бы то ни было наступление уголовной ответственности за преступления, предусмотренные статьями 303 и 306 УК РФ.

<22> Анохин В.С. Указ. соч.

Во-вторых, сами составы преступлений, предусмотренных статьями 303 и 306 УК РФ, сконструированы таким образом, что предупреждение о возможной ответственности выглядит весьма сомнительно. В комментариях к статье 303 УК РФ авторы расходятся во мнении относительно того, в какой момент преступление считается оконченным: в момент представления доказательства суду <24> или в момент его приобщения к материалам дела <25>. В первом случае предупреждать уже поздно, ибо объективная сторона преступления выполнена. Здесь потенциальному преступнику на помощь может прийти только отстаиваемая нами точка зрения о том, что институт фальсификации имеет целью предоставить возможность забрать обратно представленное доказательство, в этом случае, если доказательство отозвано представившим его лицом, можно говорить, что преступление не имело места. Если же придерживаться второй позиции, то предупреждать об ответственности имеет смысл только до того момента, пока доказательство не приобщено к материалам дела. Когда доказательство приобщено к материалам дела, то даже если представившая доказательство сторона отзовет его, объективная сторона преступления уже выполнена, следовательно предупреждение об ответственности оказывается опоздавшим.

<24> Грачева Ю.В. Ермакова Л.Д. и др. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А.И. Рарог. 6-е изд. перераб. и доп. М. Проспект, 2009.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (отв. ред. В.М. Лебедев) включен в информационный банк согласно публикации - Юрайт-Издат, 2007 (7-е издание, переработанное и дополненное).

<25> Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В.М. Лебедев. 9-е изд. перераб. и доп. М. Издательство "Юрайт", 2010.

Что касается статьи 306 УК РФ, то и здесь исследователи расходятся в подходах относительно того, должно ли заведомо ложное сообщение о преступлении быть сделано в органы дознания, предварительного следствия, прокуратуру, то есть в органы, уполномоченные возбуждать уголовное преследование <26>, либо такое сообщение может быть сделано в любой орган, обязанный передать это сообщение в правоохранительный орган, осуществляющий борьбу с преступлениями <27>.

<27> Грачева Ю.В. Ермакова Л.Д. и др. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А.И. Рарог. 6-е изд. перераб. и доп. М. Проспект, 2009.

Уголовно-правовые аспекты ответственности за заведомо ложный донос и фальсификацию доказательств не составляют предмета настоящей статьи, однако изложенное выше убеждает, что при современном регулировании этой ответственности предупреждение о возможном привлечении к ней в механизме статьи 161 АПК РФ является избыточным и должно быть исключено.

Если сторона настаивает на использовании представленного ею доказательства, против которого заявлен спор о подлоге, то суд принимает меры "для проверки заявления о фальсификации" (статья 161 АПК РФ), характер которых не нуждается в специальном исследовании.

Правомерность оставления заявления

о фальсификации без рассмотрения

Последовательный анализ привел нас в итоге к ключевому вопросу о том, вправе ли суд оставить заявление о фальсификации без рассмотрения и какие могут быть основания к этому.

Ответ на данный вопрос позволит окончательно уяснить природу исследуемого института, которую мы видим в его резервном, вспомогательном назначении. Проверка заявления о фальсификации становится необходимой только тогда, когда установление судом искомого обстоятельства невозможно без использования оспоренного по мотиву подлога доказательства. Если установление факта возможно без использования такого доказательства, то проверка заявления о фальсификации является излишней.

Поясним на примере, приведенном выше. В суд поступило заявление о фальсификации протокола заседания совета директоров акционерного общества, на котором было принято решение об одобрении крупной сделки. Обязан ли суд немедленно приступить к проверке данного заявления, если сторона, представившая протокол, отказывается исключить его из числа доказательств? Полагаем, что нет. Суду следует принять меры к установлению факта проведения заседания совета директоров и принятия на нем соответствующего решения с помощью иных доказательств, например путем допроса в качестве свидетелей членов совета директоров. Если они подтверждают факт принятия такого решения либо, напротив, отрицают его и оценка их показаний позволяет суду установить данный факт (либо отвергнуть утверждения о том, что он имел место) без использования протокола заседания, то заявление о фальсификации должно быть оставлено без рассмотрения, а выводы суда должны опираться на свидетельские показания. И только если сделать вывод относительно факта одобрения сделки советом директоров на основе использования других доказательств не представляется возможным (не удалось допросить ни одного члена совета директоров либо их показания оказались противоречивыми, собранные доказательства носят косвенный характер и не позволяют суду сформировать убеждение требуемой степени вероятности и т.п.), суду следует вернуться к проверке заявления о фальсификации, для того чтобы решить вопрос о возможности включения данного доказательства в совокупность доказательств, на основе которых будет установлен искомый факт (либо опровергнуто утверждение о том, что он имел место). Другими словами, проверка заявления о фальсификации становится необходимой только тогда, когда сформировать знание суда об искомом обстоятельстве без использования оспоренного по основанию подлога доказательства невозможно. До тех пор пока суд может обойтись без данного доказательства, он не должен рассматривать заявление о фальсификации, и при установлении факта на основе иных доказательств заявление о фальсификации должно быть оставлено без рассмотрения (что, по сути, также означает, что такое доказательство исключается из материалов дела, ибо без проверки заявления о фальсификации оно не может служить средством формирования знания суда, но и необходимости в такой проверке не оказалось). Именно в этом мы усматриваем основание для квалификации института заявления о фальсификации в качестве резервного, вспомогательного механизма проверки доказательства: его "включение" необходимо только тогда, когда без использования оспоренного доказательства невозможно или крайне затруднительно сделать вывод о существовании утверждаемого факта.

Дополнительным аргументом в пользу такого подхода, хотя и не основным, служит то обстоятельство, что проверка заявления о фальсификации практически всегда сопряжена в современных условиях с назначением экспертизы, проведение которой практически неизбежно требует приостановления производства по делу, дополнительных и весьма существенных расходов и т.д. Поэтому всегда, когда суд может обойтись без проверки заявления о фальсификации, ему следует это делать, одновременно исключая доказательство, против которого сделано заявление о подлоге, из числа доказательств, подлежащих исследованию.

Утверждаемое выше может вызвать возражения, основываемые на том, что сторона, представившая доказательство и уверенная в его подлинности, ожидает от суда его оценки в совокупности с другими доказательствами и будет весьма удивлена, узнав, что суд исключил данное доказательство из числа доказательств, подлежащих исследованию, без проверки заявления о фальсификации, несмотря на то что сторона не давала согласия на такое исключение. Кроме того, может сложиться впечатление, что мы допускаем два пути исключения доказательства из числа исследуемых материалов - с согласия представившей стороны и по собственному почину суда, в то время как закон знает только одно основание такого исключения, предусмотренное статьей 161 АПК РФ. В этой связи отметим, что отказ суда от проверки заявления о фальсификации возможен только при такой совокупности собранных доказательств, которая ведет к однозначному выводу о факте - выводу, который не будет поколеблен, даже если исходить из подлинности оспариваемого доказательства (другими словами, такое доказательство условно "включается" в совокупность исследуемых доказательств как подлинное, но так как его содержание безусловно опровергнуто иными доказательствами, это позволяет не проверять заявление о фальсификации, ибо результат такой проверки не способен оказать влияние на вывод суда). Логика рассуждений суда должна быть следующей: не имеет смысла проверять заявление о фальсификации, ибо, даже если исходить из его подлинности, оно не способно перевесить чашу весов и привести к иному выводу об искомом факте, чем тот, который следует из собранных и не вызывающих сомнений доказательств. Поэтому суд оставляет заявление о фальсификации без рассмотрения.

Запрет на подачу заявления о фальсификации

суду апелляционной инстанции

Только определением института фальсификации доказательства как механизма проверки подлинности формы доказательства, но не проверки правдивости (достоверности) его содержания, предоставляющего стороне право забрать представленное доказательство из материалов дела, можно объяснить включенный в пункт 26 Постановления Пленума ВАС РФ от 28.05.2009 N 36 "О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в арбитражном суде апелляционной инстанции" запрет на подачу суду апелляционной инстанции заявления о фальсификации доказательств, если такое заявление не было сделано в суде первой инстанции и отсутствуют объективные причины, по которым лицу, подающему такое заявление, не были известны определенные факты. Если рассматривать заявление о фальсификации как заявление о недостоверности доказательства, то подобный запрет было бы невозможно оправдать, ибо нельзя запретить стороне в суде апелляционной инстанции, который повторно рассматривает дело (часть 1 статьи 268 АПК РФ), ставить под сомнение достоверность собранных доказательств, в том числе и тех, которые сторона не оспаривала в суде первой инстанции. В противном случае следовало бы установить общий запрет подвергать сомнению достоверность доказательств в ходе производства в суде апелляционной инстанции, но это невозможно, так как не согласуется с принципом свободной оценки доказательств, который в полной мере действует и в суде апелляционной инстанции. Если суд апелляционной инстанции свободно оценивает (и переоценивает) собранные доказательства, то стороны не могут быть лишены права приводить в ходе апелляционного разбирательства доводы, состоящие в опровержении их достоверности. Учитывая, что доказательство уже подверглось оценке со стороны суда первой инстанции, его уже нельзя исключить из материалов дела (как бы ни рассматривать такое исключение - как изъятие из дела или как исключение из числа доказательств, подлежащих оценке) в суде апелляционной инстанции. Если же такое исключение и допускается в апелляционной инстанции, то только при наличии объективных причин, препятствовавших сделать заявление о подлоге в ходе разбирательства в первой инстанции, на что и указано в Постановлении Пленума ВАС РФ N 36.

Заявление о фальсификации стороной,

Последний вопрос, который следует рассмотреть, состоит в том, может ли заявить о фальсификации доказательства сторона, от которой исходит такое доказательство, то есть сторона, которая его сфальсифицировала.

Приведем пример. Заключая договор, который являлся для акционерного общества крупной сделкой, генеральный директор представил контрагенту протокол заседания совета директоров акционерного общества, на котором было одобрено совершение сделки. В действительности никакого заседания совета директоров не было, а подпись председателя совета директоров на протоколе была подделана генеральным директором. После избрания нового генерального директора общество оспорило в суде заключенный договор со ссылкой на нарушение порядка совершения крупных сделок. Ответчик - контрагент по договору представил суду протокол заседания совета директоров, который был передан ему при заключении договора. Акционерное общество заявило о фальсификации данного доказательства и просило назначить экспертизу подлинности подписи председателя совета директоров на нем. Одновременно общество признало, что данный протокол был изготовлен и передан ответчику предыдущим генеральным директором общества, а оттиск печати общества, проставленный на протоколе, является подлинным. Таким образом, сторона, от которой исходит подложное доказательство, сама заявила о том, что оно сфальсифицировано. Допустимо ли использование данного средства защиты таким лицом?

Предваряя ответ, отметим, что действующая редакция статьи 161 АПК РФ не содержит никаких ограничений по использованию данного средства защиты в зависимости от того, от какой стороны процесса исходит сфальсифицированное доказательство. Но это не означает, что проблемы нет. Нетрудно догадаться, какой будет реакция суда, если на вопрос стороне, сделавшей заявление о фальсификации представленного оппонентом доказательства: "А кто, по-вашему, сфальсифицировал доказательство?" - прозвучит ответ: "Да мы сами и сфальсифицировали".

На первый взгляд, ответ на поставленный вопрос должен быть отрицательным. Если предоставить стороне процесса право защищаться в суде ссылкой на фальсификацию доказательства, которую эта сторона и выполнила и с помощью которой она ввела в заблуждение своего контрагента, то это будет поощрением вопиющих злоупотреблений, а, как известно, противодействие и пресечение злоупотреблений являются одним из самых злободневных вопросов современной практики. Однако думается, что такой вывод был бы поспешным. При ответе на поставленный вопрос следует учитывать, что в определенных ситуациях, если не предоставить право заявить о фальсификации доказательства, сторона может оказаться полностью лишенной каких-либо средств защиты от фальсификаций, совершенных ее прежними руководителями. В частности, невозможно предъявить иск о признании недействительным решения совета директоров/общего собрания акционеров, которое в действительности никогда не принималось и в подтверждение которого лишь сфальсифицирован документ. Если при отсутствии средств исковой защиты мы лишим такого субъекта процесса и права сделать заявление о фальсификации, у него не будет эффективных средств получения судебной защиты. Мы далеки от того, чтобы делать какие-либо обобщения, но полагаем, что нельзя категорически и во всех случаях лишать участника процесса возможности признать факт фальсификации доказательства, исходящего от него, если это необходимо для защиты его правомерных интересов.

Таковы некоторые предварительные размышления о сущности института фальсификации доказательств в арбитражном процессе.

В отношении дела "Николаев против Российской Федерации" (Постановление от 2 марта 2006 г.) <10> ЕС отметил, что одно лишь несогласие сторон по вопросам заключения мирового соглашения по делу не является основанием для признания соответствующей жалобы неприемлемой.

В делах "Васильева против Российской Федерации" (Постановление от 13 июля 2006 г.) <11>, "Матрена Полупанова против Российской Федерации" (Постановление от 13 июля 2006 г.) <12> власти Российской Федерации достигли мирового соглашения с заявительницами и представили его Европейскому суду. Впоследствии, подав жалобу в ЕС, заявительницы утверждали, что заключили эти мировые соглашения под психологическим давлением, оказанным на них органами власти. Суд не исключил жалобы из списка рассматриваемых дел. По его мнению, соглашение, представленное властями Российской Федерации, было заключено вне рамок переговоров по вопросу заключения мирового соглашения при рассмотрении дела Европейским судом. Дочь заявительницы ("Васильева против Российской Федерации") и заявительница ("Матрена Полупанова против Российской Федерации") не только не подтвердили Европейскому суду свою волю разрешить дело заключением мирового соглашения с властями Российской Федерации, но, напротив, оспаривали действительность мирового соглашения и прямо выразили желание продолжить рассмотрение их жалобы Европейским судом. Учитывая данные обстоятельства, Европейский суд установил, что стороны не достигли мирового соглашения на основе уважения прав человека.

Итак, Суд в обозначенных выше делах установил, что стороны не смогли договориться по условиям мирового соглашения по делу и вынес постановления по существу.

Как видно из приведенных прецедентов, власти Российской Федерации и ФРГ пошли на ряд уступок по отношению к заявителям, пытаясь добиться взаимоприемлемого результата: удовлетворения интересов заявителя путем выплаты ему денежной компенсации, с одной стороны, и исключения жалобы, поданной заявителем, из списка рассматриваемых дел - с другой. Однако эти уступки не удовлетворили заявителя, и, следовательно, не были взаимными, поскольку нарушали его права и интересы. Поэтому стороны, используя процедуру дружественного урегулирования спора, не смогли достигнуть результата примирения. Европейский суд, оценив все обстоятельства, пришел к выводу о том, что уступки государства-заявителя основаны не на уважении прав и свобод человека. Не убедившись в достаточности уступок государства и в реальности их исполнения, Суд самостоятельно принял решение продолжить рассмотрение дела по существу. Такую самостоятельность ЕСПЧ предлагаем считать отрицательной. Название объясняется тем, что права и свободы заявителя будут также восстановлены, но гораздо позднее и с риском длительного неисполнения итогового акта ЕСПЧ властями государства-ответчика, ухудшится статистика решений ЕСПЧ, вынесенных против государства-ответчика, увеличится длительность устранения выявленных Судом несоответствий российского законодательства положениям Конвенции, ухудшится либо останется прежним имидж России как правового государства.

В международных правовых актах, регулирующих деятельность Европейского суда, немалое внимание уделяется институту примирения сторон, выработана прецедентная практика его использования. Увеличение количества дел, по которым властям Российской Федерации удается достичь результата примирения, способствует повышению ее имиджа на европейской арене, устранению недостатков законодательства национальными правовыми средствами и развитию института примирительных процедур, используемых после возбуждения производства по делу в суде.

Природа, порядок, форма и последствия использования институтов примирения в российских судах и ЕСПЧ во многом схожи. Однако взгляд Европейского суда на примирение гораздо шире и гибче подходов, закрепленных в ГПК РФ и АПК РФ. Как видно из проведенного исследования, Европейский суд обладает самостоятельностью (положительной и отрицательной) в отношении вопроса заключения мирового соглашения и наступления последствий его заключения - исключения жалобы из списка рассматриваемых дел - независимо от волеизъявления заявителя или государства-ответчика. При этом для принятия решения об исключении жалобы из списка рассматриваемых дел помимо оценки факторов, указанных в деле "Алексенцева и другие против Российской Федерации", Европейский суд также оценивает следующее:

- реальность и достаточность исполнения условий (уступок государства) мирового соглашения властями государства-ответчика;

- гарантированность ненарушения принципа прав и свобод человека.

Представляется, что сквозь призму понимания Европейским судом института мирового соглашения можно по-новому посмотреть на результаты примирения сторон в гражданском и арбитражном процессах России.

Руководства, Инструкции, Бланки

Поиск

Новые файлы